Letter 598

Date	2/14 September 1877
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1114)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 292–293 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VI (1961), p. 171–172 (abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

2-го сентября Каменка Милый мой Толя! Я все ещё здесь, — не могу решиться уехать. Представь себе, что несмотря на мои письма и телеграммы, — я не имею никаких известий от Антонины насчёт квартиры. Не понимаю, что это значит, но во всяком случае я теперь решил ни за что не уехать отсюда до будущей среды, т. е. 7-го числа. В воскресенье 4-го предполагается большая охота в Зрубанце, а во вторник 6-го Танино рождение и большое торжество, от которого и не хочется, и неловко уезжать. Модест, наконец, уехал третьего дня вечером. Я говорю наконец, потому что мы его все не пускали под разными предлогами; во вторник утром мы его проводили в 11 часов утра, оттуда я пошёл пострелять на берег Тясмина около Пляковки, был на именинах у Бирюкова вечером ужинал у Алекс[андры] Ивановны и, вдруг, представь моё изумление, отворяется дверь и входит Модест. Оказалось, что по случаю разных неисправностей, ему приходилось просидеть 12 часов в Знаменке, его взяла тоска, и он вернулся. На другой день вечером он уехал окончательно. Было несколько интересных охот; на одной из них Модест убил утку, я же все это время очень несчастлив, трачу бездну пороха, но без всякого результата. В воскресенье мы все ездили к обедне в Матреньевский монастырь, и это было очень приятно. Дорога через лес восхитительна. Вообще, чем больше я здесь живу, тем меньше мне хочется уезжать, и хотя без тебя и Модеста мне бывает очень грустно, но и в самой этой грусти, которую я хожу рассеять одинокими прогулками, есть что-то приятное, и вот почему. Только в разлуке, думая о любимом человеке, сознаешь всю силу своей любви к нему. Толя! я ужасно люблю тебя. Но ах! как я мало люблю Антонину Ивановну Чайковскую! Какое глубокое равнодушие внушает мне эта дама! Как мало меня тешит перспектива свидания с ней! Однако ж и ужаса она не возбуждает во мне. Просто лишь одну тоску. Видишься ли ты с Котиком; я от него имел несколько дней сряду письма. Жалко бедняжку. Письма его меня глубоко трогают. У него очень хорошая, самого лучшего сорта душа, и немногие это знают. В Москве его считают хитрым и неискренним. Впрочем, черт с ними. Если я без умиления думаю об жене, то об Руб[инштейне] и Co думаю не без некоторого озлобления. Сегодня Саша получила твоё письмо. Что Толстой говорил, и как ты с ним познакомился? Надеюсь, что все это ты мне расскажешь в письме в Москву. Прощай, Толичка. Ещё раз повторяю, что страх как люблю тебя. Твой, П. Чайковский Котику кланяйся. Что Панаева? Как идёт наше дело с ней?

2nd September Kamenka My dear Tolya! I'm still here — I cannot make up my mind to leave. Just imagine that despite my letters and telegrams, I've had no news whatsoever from Antonina regarding the apartment. I don't understand what this means, but in any case I've now decided not to leave here under any circumstances until next Wednesday, i.e. the 7th. On Sunday 4th there is supposed to be a big hunt in Zrubanets, and Tuesday 6th is Tanya's birthday and a big celebration, which I don't want to miss, and leaving would be awkward anyway. Modest finally left two days ago in the evening. I say finally, because we kept not letting him under various pretexts; on Tuesday morning we saw him off at 11 o'clock in the morning, then from there I went to shoot on the bank of the Tyasmin, near Plyakovka, I went to Biryukov's name day, in the evening I had supper with Aleksandra Ivanovna and, suddenly, imagine my astonishment when the door opens and Modest enters. It turns out that due to various faults, he had been stuck for 12 hours in Znamenka, was overcome with melancholy, and he came back. The following evening he left for good. There have been a few interesting hunts; Modest killed a duck on one of them, but I was very unlucky the whole time, wasting a heap of gunpowder, but without any result. On Sunday we all went to mass at the Matrevenvsky Monastery, which was very nice. The road through the forest is delightful. Generally, the more I live here, the less I want to leave, and although I'm very sad without you and Modest, there is something nice in itself about this sadness, which I go for solitary walks to dispel, and here is why. Only in being parted from a person you love do you realise the full force of your love for him. Tolya, I love you terribly! But oh, how little I love Antonina Ivanovna Tchaikovskya! What profound indifference this woman inspires in me! How little consolation the prospect of meeting her has for me! However, she does not inspire fear in me — just a yearning to be alone. Have you seen Kotik? I've had letters from him for a few days in a row. I feel sorry for the poor thing. His letters move me deeply. He has a very good soul, the best kind, and few people realise this. In Moscow they consider him to be crafty and insincere. Anyway, to hell with them. If I think about my wife without affection, then it's not without some bitterness that I think about Rubinstein and Co. Sasha received your letter today. What did Tolstoy say, and how did you come to meet him? I hope that you'll tell me all this in a letter to Moscow. Farewell, Tolichka]. I reiterate once more that I love you terribly. Yours, P. Tchaikovsky Bow to Kotik. How is Panayeva? How are things going with her?