Letter 2584

Date	3/15 November 1884
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Berlin
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1757)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 673–674 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 476

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

15/3 ноября 1884 г[ода] Берлин Модичка! Доехал так хорошо и приятно, что едва заметил продолжительность путешествия. Что значит, однако, сознание успеха «Онегина»! (Да полно, прочно ли оно?) у меня так легко на душе, как давно не было, и давно я так не наслаждался одиночеством, как теперь. Этому хорошему расположению духа очень способствовало письмо от Котека, ожидавшее меня здесь. Оно большое, очень бодрое и не наводящее уныния. Радость его моему приезду до того велика, что он говорит, что ради одного этого нисколько не жалеет, что болен. Утром, напившись чаю, я сочинял начерно письмо к Оболенскому, которому поручаю объяснить государю, почему я до сих пор не исполнил обещания написать что-нибудь для церкви. Потом пошёл гулять и очень долго ходил по чудным берлинским улицам (обожаю Берлин), а теперь пришёл домой и до самого обеда буду писать письма. Вечером иду к Бильзе, у которого интересная программа, а завтра пойду в оперу: идёт «Оберон»; нельзя упустить случая его прослушать, и я тем более охотно решился остаться, что Котик нисколько не рассчитывает на немедленный приезд. В понедельник еду в Мюнхен, где тоже останусь день или два. Из Мюнхена через Линдау и Роршах в Кури оттуда на лошадях (7 с полов[иной] часов) в Давос. Котик с восторгом описывает красоту. Если мне там очень понравится, кто знает, может быть после праздников опять туда поеду. Напишу тебе из Мюнхена. А пока целую и прижимаю к сердцу всех троих: тебя, Колю и Боба. Господи, как я вас всех трёх люблю! Наре, Францу, Зайчику, Аннушке и Бульке поклон. П. Чайковский

15/3 November 1884 Berlin Modichka! The journey was so pleasant and enjoyable that I barely noticed its length. What does it mean, however, knowing that "Onegin" is a success! (indeed, will it really last?). I feel a lightness in my soul as I haven't felt in ages, and I haven't enjoyed solitude so much in ages as I do now. My good mood was greatly facilitated by a letter from Kotek, which was waiting for me here. It is long, very cheerful and not given to melancholy. His joy at my arrival is so great he says for this reason alone he doesn't regret in the least that he is ill. In the morning, after drinking tea, I wrote a rough draft of a letter to Obolensky, whom I instructed to explain to the Sovereign why I hadn't yet fulfilled my promise to write something for the church. Then I went for a stroll, and walked for ages along the wonderful Berlin streets (I adore Berlin), and now I've come home and will be writing letters until dinner. In the evening I'm going to see Bilse, who has an interesting programme, and tomorrow I'm going to the opera: "Oberon" is on; I cannot miss the opportunity to hear it, and I'm all the more willing to stay because Kotik isn't counting on my immediate arrival. On Monday I'm off to Munich, where I'll also stay for a day or two. From Munich via Lindau and Rorschach to Chur, from there by horse (7 and a half hours) to Davos. Kotik describes its beauty with delight. If I like it there then, who knows, perhaps after the holidays I'll go there again. I'll write to you from Munich. In the meantime I kiss and hug all three of you: you, Kolya and Bob. Lord, how I love all three of you. Bow to Nara, Franz, Bunny, Annushka and Bulka. P. Tchaikovsky