Letter 4739: Difference between revisions
m (1 revision imported) |
m (Text replacement - " н " to " и ") |
||
| (One intermediate revision by the same user not shown) | |||
| Line 8: | Line 8: | ||
|Notes=Photocopy in [[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} | |Notes=Photocopy in [[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} | ||
}} | }} | ||
==Text== | ==Text and Translation== | ||
{{Lettertext | {{Lettertext | ||
|Language=Russian | |Language=Russian | ||
|Translator= | |Translator=Brett Langston | ||
|Original text={{right|''22 июля 1892 Клин''}} | |Original text={{right|''22 июля 1892''<br/>''Клин''}} | ||
Милая мистрис Кату! Я перед Вами безмерно виноват. Любезнейшее и милейшее письмо Ваше получил ещё бывши в Виши, — но не отвечал оттуда, ибо это случилось перед самым отъездом. Затем мы с Бобом поехали опять в Париж, потом через Петербург Боб в Киевскую губ[ернию], а я сюда. Здесь меня ожидала такая невероятная масса спешных корректур и вообще срочного дела, что забросил совсем корреспонденцию. Кроме того, мой ответ на Ваше письмо оттого запоздал, что я хотел сказать Вам что-нибудь верное насчёт Вашен мысли об устройстве ''его'' в Консерватории. Теперь я могу Вам наконец послать письмо ''Петерссена'' в ответ на мое. Вы увидите из него, что если дело не решено, — то, по крайней мере, | Милая мистрис Кату! Я перед Вами безмерно виноват. Любезнейшее и милейшее письмо Ваше получил ещё бывши в Виши, — но не отвечал оттуда, ибо это случилось перед самым отъездом. Затем мы с Бобом поехали опять в Париж, потом через Петербург Боб в Киевскую губ[ернию], а я сюда. Здесь меня ожидала такая невероятная масса спешных корректур и вообще срочного дела, что забросил совсем корреспонденцию. Кроме того, мой ответ на Ваше письмо оттого запоздал, что я хотел сказать Вам что-нибудь верное насчёт Вашен мысли об устройстве ''его'' в Консерватории. Теперь я могу Вам наконец послать письмо ''Петерссена'' в ответ на мое. Вы увидите из него, что если дело не решено, — то, по крайней мере, il y a beaucoup de bonne volonté, и можно надеяться, что желание Ваше будет исполнено. | ||
В Петербурге я провел всего сутки или немного более. Отправился ''к нему''. Насилу добрался до верху, ибо на лестнице красилн | В Петербурге я провел всего сутки или немного более. Отправился ''к нему''. Насилу добрался до верху, ибо на лестнице красилн и что-то поправляли. Наверху несколько раз звонил. Наконец, к двери подошли (кто, не знаю: Варя или её наследница) и спросили ''кто''? Я, не отвечая на вопрос, спросил в свою очередь: «Дома ли Г[ерман] А[вгустович]?» Послышалось шуршание уходившего платья, и затем вместо ответа я получил выражение соболезнования, что ''ключа'' нет. Затем платье исчезло, т. е. исчез звук его. Я вернулся вниз, ещё раз спросил швейцара «дома ли?» Получил ответ, что дома. Не знаю, почему, но я рассердился и ушел, вместо того чтобы добиться свиданья с Г[ерманом] А[вгустовичом]. Хотел ещё раз прийти вечером, — но нельзя было, а затем я уехал и так ''его'' и не видел, о чем теперь весьма сожалею. Но я, вероятно, опять буду в Питере и увижу Вашего идола. | ||
Про себя ничего особенного сказать не имею. Страшно | Про себя ничего особенного сказать не имею. Страшно работаю. Домом совершенно доволен. Обещал посетить массу разных родных и друзей, но, кажется, никуда не попаду, по крайней мере раньше конца августа нельзя и думать о дальних поездках. К Вам в этом году тоже не попаду. Модест в Полтавской губ[ернии], Анатолии в Нижнем, где, как назло, холера не на шутку разыгралась. Я беспокоюсь об Анатолии. Засим будьте здоровы, милая M[ada]me Кату. Целую Ваши ручки. Всем Вашим поклон. | ||
{{right|П. Чайковский}} | {{right|П. Чайковский}} | ||
|Translated text= | |Translated text={{right|''22 July 1892''<br/>''[[Klin]]''}} | ||
Dear Mistress [[Katu]]! I am immeasurably guilty before you. I received your most courteous and sweet letter while I was still in [[Vichy]] — but I didn't answer from there, because this happened just before my departure. Then [[Bob]] and I went back to [[Paris]], then after [[Petersburg]], [[Bob]] left for [[Kiev]] province, and I came here. Such an incredible mass of urgent proofreading and urgent business in general awaited me here, that I abandoned correspondence altogether. Besides this, my reply to your letter was delayed because I wanted to tell you something for sure about you thoughts on ''his'' position at the Conservatory. Now I can finally send you ''[[Peterssen]]'s'' letter in reply to mine. You will see from it that if the matter isn't settled, then at least il y a beaucoup de bonne volonté, and there is hope that you request will be fulfilled. | |||
I spent little more than a day in [[Petersburg]]. I went to see ''him''. I barely made it to the top, because they were painting and mending something on the staircase. Upstairs, I rang the bell several times. Finally, someone came to the door (I don't know who: Varya or her successor) and asked "who?". I, in turn, without answering the question, asked: "Is [[Herman Laroche|Herman Avgustovich]] home?". I heard the rustle of a dress, and then instead of an answer I received an expression of apology that there was no ''key''. Then the dress, i.e. the sound of it, disappeared. I went back downstairs and asked the doorman again "is he home?". He answered that he was home. I don't know why, but instead of attempting to meet [[Herman Laroche|Herman Avgustovich]], I became angry and left. I wanted to come again in the evening — but I could not, and then I left and never saw ''him'', which I now deeply regret. But I'll probably be in [[Piter]] again and will see your idol then. | |||
As for myself, there's nothing in particular to say. I'm working terribly. I am utterly content with my home. I have promised to visit a mass of various relatives and friends, but I don't think I'll make it anywhere, at least I can't even thing about long trips before the end of August. I won't be able to make it to see you this year either. [[Modest]] is in Poltava province, [[Anatoly]] is in [[Nizhny]], where it so happens that cholera is raging in earnest. I'm worried about [[Anatoly]]. Whereupon, keep well, dear Madame [[Katu]]. I kiss your hands. I bow to you all. | |||
{{right|P. Tchaikovsky}} | |||
}} | }} | ||
Latest revision as of 20:53, 22 May 2025
| Date | 22 July/3 August 1892 |
|---|---|
| Addressed to | Yekaterina Laroche |
| Where written | Klin |
| Language | Russian |
| Autograph Location | unknown |
| Publication | П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XVI-Б (1979), p. 141–142 |
| Notes | Photocopy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve |
Text and Translation
| Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
22 июля 1892 Клин Милая мистрис Кату! Я перед Вами безмерно виноват. Любезнейшее и милейшее письмо Ваше получил ещё бывши в Виши, — но не отвечал оттуда, ибо это случилось перед самым отъездом. Затем мы с Бобом поехали опять в Париж, потом через Петербург Боб в Киевскую губ[ернию], а я сюда. Здесь меня ожидала такая невероятная масса спешных корректур и вообще срочного дела, что забросил совсем корреспонденцию. Кроме того, мой ответ на Ваше письмо оттого запоздал, что я хотел сказать Вам что-нибудь верное насчёт Вашен мысли об устройстве его в Консерватории. Теперь я могу Вам наконец послать письмо Петерссена в ответ на мое. Вы увидите из него, что если дело не решено, — то, по крайней мере, il y a beaucoup de bonne volonté, и можно надеяться, что желание Ваше будет исполнено. В Петербурге я провел всего сутки или немного более. Отправился к нему. Насилу добрался до верху, ибо на лестнице красилн и что-то поправляли. Наверху несколько раз звонил. Наконец, к двери подошли (кто, не знаю: Варя или её наследница) и спросили кто? Я, не отвечая на вопрос, спросил в свою очередь: «Дома ли Г[ерман] А[вгустович]?» Послышалось шуршание уходившего платья, и затем вместо ответа я получил выражение соболезнования, что ключа нет. Затем платье исчезло, т. е. исчез звук его. Я вернулся вниз, ещё раз спросил швейцара «дома ли?» Получил ответ, что дома. Не знаю, почему, но я рассердился и ушел, вместо того чтобы добиться свиданья с Г[ерманом] А[вгустовичом]. Хотел ещё раз прийти вечером, — но нельзя было, а затем я уехал и так его и не видел, о чем теперь весьма сожалею. Но я, вероятно, опять буду в Питере и увижу Вашего идола. Про себя ничего особенного сказать не имею. Страшно работаю. Домом совершенно доволен. Обещал посетить массу разных родных и друзей, но, кажется, никуда не попаду, по крайней мере раньше конца августа нельзя и думать о дальних поездках. К Вам в этом году тоже не попаду. Модест в Полтавской губ[ернии], Анатолии в Нижнем, где, как назло, холера не на шутку разыгралась. Я беспокоюсь об Анатолии. Засим будьте здоровы, милая M[ada]me Кату. Целую Ваши ручки. Всем Вашим поклон. П. Чайковский |
22 July 1892 Klin Dear Mistress Katu! I am immeasurably guilty before you. I received your most courteous and sweet letter while I was still in Vichy — but I didn't answer from there, because this happened just before my departure. Then Bob and I went back to Paris, then after Petersburg, Bob left for Kiev province, and I came here. Such an incredible mass of urgent proofreading and urgent business in general awaited me here, that I abandoned correspondence altogether. Besides this, my reply to your letter was delayed because I wanted to tell you something for sure about you thoughts on his position at the Conservatory. Now I can finally send you Peterssen's letter in reply to mine. You will see from it that if the matter isn't settled, then at least il y a beaucoup de bonne volonté, and there is hope that you request will be fulfilled. I spent little more than a day in Petersburg. I went to see him. I barely made it to the top, because they were painting and mending something on the staircase. Upstairs, I rang the bell several times. Finally, someone came to the door (I don't know who: Varya or her successor) and asked "who?". I, in turn, without answering the question, asked: "Is Herman Avgustovich home?". I heard the rustle of a dress, and then instead of an answer I received an expression of apology that there was no key. Then the dress, i.e. the sound of it, disappeared. I went back downstairs and asked the doorman again "is he home?". He answered that he was home. I don't know why, but instead of attempting to meet Herman Avgustovich, I became angry and left. I wanted to come again in the evening — but I could not, and then I left and never saw him, which I now deeply regret. But I'll probably be in Piter again and will see your idol then. As for myself, there's nothing in particular to say. I'm working terribly. I am utterly content with my home. I have promised to visit a mass of various relatives and friends, but I don't think I'll make it anywhere, at least I can't even thing about long trips before the end of August. I won't be able to make it to see you this year either. Modest is in Poltava province, Anatoly is in Nizhny, where it so happens that cholera is raging in earnest. I'm worried about Anatoly. Whereupon, keep well, dear Madame Katu. I kiss your hands. I bow to you all. P. Tchaikovsky |
