Letter 1344
| Date | 19 November/1 December 1879 |
|---|---|
| Addressed to | Anatoly Tchaikovsky |
| Where written | Paris |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1271) |
| Publication | П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 637–638 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 424–425 (abridged) |
Text and Translation
| Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
Представь, Толя, что я не получил ещё ни одного твоего письма. Вероятно, ты писал мне в Аркашон. Если да, то письмо твоё дойдёт до меня. Продолжаю быть здоровым, покойным и счастливым. Кондратьев очень счастлив, что я здесь, и до такой степени дорожит моим сообществом, что хочет поехать со мной в Италию. Он, бедный, все ещё не выходит. Теперь у него сифилитические раны на подошвах ног! Меня обуревает, как всегда в Париже, страсть к покупкам. Целый день мечтаю купить то и то, — а купила-то нема. Впрочем заказал себе пару платья и купил халатик. Вчера я писал Модесту предложение поехать жить не в Рим, где, говорят, Коле будет скверно, ибо там лихорадки, а куда-нибудь около Ниццы. Очень жаль, что в Петербурге мы не предвидели этого. Ник[олай] Дм[итриевич], Над[ежда] Фил[аретовна], доктор, лечащий Кондрашона, — всё единогласно утверждают, что безумно было бы нездорового мальчика везти в Рим! Правда ли это? Не знаю, но был бы рад, если б была правда, ибо, откровенно сказать, Рим мне антипатичен не менее, чем тебе. Вчера был в концерте Паделу и слышал никогда не исполнявшуюся оперу Берлиоза «La prise de Troie». Кондратьев, в виде исключения, тоже ездил со мной. Н[адежда] Ф[иларетовна] остаётся здесь ещё дней 10. Она постоянно больна. Холод ужасный, чему я очень рад. Ненавижу вашу русскую манеру топить до безобразия и потеть. У нас в Париже лучше. Пиши, ради Бога. Целую тебя и Володю. Твой П. Чайковский Rue Rivoli, Hôtel Meurice. |
Just imagine, Tolya, that I haven't had a single letter from you yet. You have probably written to me in Arcachon. If so, then your letter will reach me. I continue to be happy, healthy, and at peace. Kondratyev is very happy that I'm here, and values my company to such an extent that he wants to accompany me to Italy. He, the poor thing, still doesn't go out. Now he has syphilitic blisters on the soles of his feet! As always in Paris, I am overcome my a passion for shopping. I dream all day long of buying this and that — but I have bought hardly anything. However, I ordered a couple of pairs of trousers and bought a dressing gown. Yesterday I wrote to Modest suggesting that we go to live not in Rome, where, they say, it will be bad for Kolya, because they have fever there, but rather somewhere around Nice. It's a great pity that we didn't foresee this in Petersburg. Nikolay Dmitryevich, Nadezhda Filaretovna, the doctor treating Kondrashon, all unanimously assert that it would be madness to bring an unhealthy boy to Rome! Is this true? I don't know, but I would be glad if it were true because, speaking frankly, Rome is no less antipathetic to me than it is to you. Yesterday I was at Pasdeloup's concert and heard a never-before performed opera by Berlioz, "La prise de Troie". Kondratyev, exceptionally, also went with me. Nadezhda Filaretovna will be staying here for another 10 days. She is constantly ill. The cold is terrible, which I'm very glad about. I hate your Russian custom of being disgracefully hot and perspiring. We are better off in Paris. Do write, for God's sake. I kiss you and Volodya. Yours P. Tchaikovsky Rue Rivoli, Hôtel Meurice. |
