Letter 1872

Date	17/29 October 1881
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1651)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том X (1966), p. 244–245

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Каменка 17 окт[ября] Третьего дня, в четверг 15 утром, сюда приехали Лева, Вера и Римск[ий]-Корсаков. Я их встретил и с первой же минуты, по какой-то шутливо-влюблённой манере Р[имского]-К[орсакова] относиться к Веpуше, — почувствовал к нему симпатию. Сошёлся я с ним с изумительной быстротой. Через 2 часа после свидания мы были уже на ты, и это мне вовсе не казалось cтpaнным. Ты знаешь, я не легко схожусь с людьми, и из этого можешь заключить, насколько наш будущий племянник имеет свойство нравиться. Такое же симпатичное впечатление он произвёл и на всех. Веруша имеет совершенно счастливый и беззаботно-весёлый вид. Отношения их очень милы. Хотя у Р[имского]-К[орсакова] уже и седина пробивается, но в его обхождении и манерах есть что-то детски милое и шаловливое: поэтому ты можешь себе представить, сколько они смеются, возятся и шалят как дети. В первый день приезда был большой обед. Господи, какие комические сцены происходили накануне по поводу предстоявшего приезда гостей! Сколько было ахав, вздохов, самообличений, нерешительности в выборе кушаний! Между прочим, целый вечер дебатировался вопрос о ветчине: подавать ли её к завтраку или к обеду, запекать или не запекать, с хреном или с соусом. Даже Алекс[андра] Вас[ильевна] не выдержала и истерически расхохоталась, когда Лиз[авета] Вас[ильевна] начала просить под конец вечера у всех прощение за то, что надоела. Я решительно стал обожать Лиз[авету] Вас[ильевну] и Ал[ександру] Вас[ильевну]. Даже когда первая томит болтовнёй, я наслаждаюсь и благоговею перед таким сиянием лучезарной нравственной красоты. Они мирят меня с скучной и непривлекательной теперешней жизнью. Но я отступил. На второй день была поездка в Вербовку. Я очень враждебно к ней отнёсся, ибо это совершенно нарушило заведённый порядок, — но всё-таки поехал и радовался на милую парочку. До чего он влюблён! Ну, совершенно так, как я бывало. Он пожирает её глазами; злится и тоскует, как только она на минутку уйдёт. Но видно, что это не только увлечение, а настоящая нормальная любовь. Модя, какие мы с тобой бедные, — ведь мы так проживём весь век, не испытав ни на единую секунду полноту счастия от любви! Сегодня был последний день пребывания. Я опять воцарился в своём уединении и... очень рад. Конечно, мне было приятно видеть их, но я страшно устал от неправильной жизни и расстроен сознанием, что работа не ушла вперёд. О этот Бортнянский! Зачем он так много писал! Приходил сегодня ко мне Сангурский и давал читать прелестное Гришино письмо. Не могу тебе описать, какое приятное чувство оно возбудило во мне. Оно как-то и к Вам меня приблизило, и тоном своим Алёшу напомнило, и сам Гриша так мил в этом письме. Свадьба будет 4-го ноября. Я еду отсюда 1-го. Молодые поедут в Орианду и на другой же день в Вену, Штутгард. Париж с Вел[иким] кн[язем]. А я, вероятно, или прямо, или через Москву, в Рим. До свиданья, Модичка! Крепко, крепко обнимаю. П. Чайковский Из некоторых слов Веры я усматриваю, что Натины акции опять значительно упали. Меня это ужасно язвит. Жаль мне Нату. Про Таню ничего не слышно. Керну отказано.

Kamenka 17 October The day before yesterday, on the morning of Thursday the 15th, Lyova, Vera and Rimsky-Korsakov arrived here. I met them, and from the very first minute, due to the rather playful, loving manner in which Rimsky-Korsakov treated Verusha, I felt sympathy towards him. We took to each other with astonishing speed. Two hours after meeting we were already using the informal you, and this didn't seem in the least strange to me. You know that I don't take to people easily, from this you might conclude the extent to which our future nephew has the ability to please. He made the same sympathetic impression on everyone. Verusha has an utterly happy and cheerful carefree appearance. Their relationship is very sweet. Although Rimsky-Korsakov already has grey hairs showing, there is something childishly sweet and playful in his behaviour and manners; so you can imagine how much they laugh, play around and frolic like children. On the first day of their arrival there was a grand dinner. Lord, what comical scenes unfolded the day before, concerning the impending arrival of the guests. How many gasps, sighs, inner reproaches and indecisions there were in the selection of dishes! This included a whole evening spent debating the question of ham: whether to serve it for lunch or at dinner, whether to cook it or not, whether it should be with horseradish or with sauce. Even Aleksandra Vasilyevna could not resist and burst into hysterical laughter when, at the end of the evening, Lizaveta Vasilyevina started to ask everyone to forgive her for being a nuisance. I've begun to absolutely adore Lizaveta Vasilyevina and Aleksandra Vasilyevna. Even when the former exhausts me with her chatter, I rejoice in and revere such a display of radiant moral beauty. They reconcile me to my current tedious and unprepossessing life. But I digress. On the second day there was a trip to Verbovka. I was very truculent towards it, because it utterly disrupted my established routine, but I went all the same, and I was glad to observe the dear couple. He is so much in love! Well, just as I once was. He devours her with his eyes, becomes indignant and sad as soon as she leaves for just a moment. But it is clear that this is not just infatuation, but rather genuine normal love. Modya, how poor you and I are — we shall live out our whole lives without experiencing for a single second the total happiness of love. Today was the last day of their stay. I shall once again reign in my solitude — and I'm very glad. I was pleased to see them, of course, but I'm terribly worn out from this disorderly life, and upset by the knowledge that my work has not moved forward. Oh this Bortnyansky! Why did he write so much! Sangursky came to me today and gave me Grisha's lovely letter to read. I cannot describe to you what pleasant feelings it stirred in me. It somehow brought me closer to you, with its tone reminiscent of Alyosha, and Grisha himself is so sweet in this letter. The wedding will be on 4th November. I'm leaving here on the 1st. The newlyweds will go to Orianda and the next day to Vienna, Stuttgart and Paris with the Grand Duke. And I, probably, either directly or via Moscow, to Rome. Until we meet, Modichka! I hug you very, very tightly. P. Tchaikovsky From some of Vera's words I see that Nata's stock has fallen significantly again. This wounds me terribly. I feel sorry for Nata. I haven't heard anything about Tanya. She refused Kern.