Letter 2308

Date	3/15 July–4/16 July 1883
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Podushkino
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1707)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 591 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 296 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 185–186 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 291 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Подушкино 3 июля 12 часов ночи Удивительно моё неумение распоряжаться временем. Думал, что все это лето буду жить припеваючи и успевать читать, писать письма, гулять, — и вдруг оказывается, что с утра до вечера я терзаюсь мыслью, что не успеваю делать всего, что нужно. Должно быть, от этого и не настолько наслаждаюсь Подушкиным, насколько бы можно ожидать. Напр[имер], на письма решительно не нахожу времени и никогда ещё так мало их не писал, как нынче. Корректуры меня замучили. Чем дальше, тем всё небрежнее и хуже делается у Юргенсона, и право, иногда я даже возмущаюсь мысленно против него и жалею, что не имею дела с каким-нибудь заграничным издателем. Кроме того, вместо отдыха от композиторства, я вздумал во что бы то ни стало написать сюиту. Вдохновения нет; каждый день что-нибудь начинаю и разочаровываюсь потом; боюсь, что исписался, терзаюсь этой мыслью; вымучиваю из себя, вместо того чтобы ждать вдохновения, и в результате какое-то постоянное недовольство собой. А между тем все условия для полного удовольствия под рукой. Чудесная природа, общество Толи и Параши, Таня, которая с каждым днём делается все прелестнее и, наконец, Алёша, который до того идеально мил и забот лив относительно меня, что не нахожу слов, чтобы выразить своё удовольствие ощущать его близость,около себя. Боюсь испортить сон писанием; допишу завтра. 4 июля Я теперь прожил в Подушкине безвыездно две недели, но завтра еду в Москву по случаю празднования Петром Ивановичем дня рожденья. Прости, ради бога, Модичка, что так мало и неинтересно пишу, — как-то не пишется. Я просидел сегодня несколько часов за корректурой и ужасно измучился. Пожалуйста, если будут письма от Лиз[аветы] Мих[айловны], посылай мне их. Я ничего про Таню не знаю. У меня ни копейки денег, и как сделать, чтобы их найти на поездку, ещё не знаю. Вообще ничего особенного сообщить не имею, — всё у нас здесь благополучно. До энтузиазма восторгаюсь прелестной здешней Танькой. Целую тебя нежно, голубчик, и Количку. П. Чайковский Ты спрашиваешь, как перенесла Над[ежда] Фил[аретовна] смерть Миши. По-видимому, она вынесла жестокий удар не свалившись. Но по письму вижу, что ей очень тяжело. У неё какая-то апатия появилась.

Podushkino 3 July 12 o'clock at night My inability to manage time is remarkable. I thought that this whole summer I would be living in clover, and be able to read, write letters, take walks — and suddenly it turns out that from morning to evening I'm tormented by the thought that I don't have the time to do everything that needs to be done. This must be why I'm not enjoying Podushkino as much as might be expected. For example, I absolutely cannot find the time for letters, and have never written so few of them as I do now. The proofreading torments me. The more it goes on, the more careless and worse things Jurgenson does, and honestly, sometimes I even imagine rebelling against him, and regret that I'm not dealing with some foreign publisher. Besides this, instead of resting from composition, I decided to write a suite at all costs. I have no inspiration; every day I start something and then become disappointed; I'm afraid that I've written myself out, and this thought torments me; rather than waiting for inspiration, I torture myself, and as a result I'm constantly somehow dissatisfied with myself. Meanwhile, all the conditions for complete pleasure are at hand. The wonders of nature, the company of Tolya and Parasha, Tanya, who is becoming more and more charming every day, and finally, Alyosha, who is so ideally sweet and caring towards me that I cannot find words to express my pleasure at feeling him close by me. I'm afraid to spoil the dream by writing; I'll write tomorrow. 4 July I've now been living in Podushkino uninterrupted for two weeks, but tomorrow I'm going to Moscow for Pyotr Ivanovich's birthday celebrations. Forgive me, for God's sake, Modichka, for writing so little and uninterestingly — for some reason I cannot write. I've been sitting over proofs for several hours today and have become awfully worn out. If there are letters from Lizaveta Mikhaylovna, please, send them to me. I don't know anything about Tanya. I don't have a kopek of money, and I still don't know how to find it for the trip. Generally I have nothing in particular to report — we are all fine here. My admiration for the delightful Tanka here is bordering on enthusiasm. I kiss you gently, golubchik, and Kolichka. P. Tchaikovsky Your ask how Nadezhda Filaretovna has borne Misha's death. Evidently she withstood it, without being laid low by this cruel blow. But from her letter I see that this is very difficult for her. She has developed a sort of apathy.