Letter 2340

Date	6/18 September 1883
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Verbovka
Language	Russian
Autograph Location	unknown
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 222–223
Notes	Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve

Text and Translation

Based on a handwritten copy in the Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve at Klin, which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Вербовка 6-го сент[ября] Голубчик Анатоша! В Киеве провёл день приятно; утром был у обедни в Братском монастыре, позднее на выставке (у памятника Владимира) и на вечерне в Лавре. Путешествие сюда стало очень скучно, ибо поезд вместо 9 часов идёт теперь 15 часов. Был встречен Левой, Тасей и голубушкой Лизав[етой] Вас[ильевной]. Это был день её именин, и я провёл его в Каменке. К обеду приехали из Вербовки все наши, кроме Тани. Я был очень рад их видеть. Сашу я нашёл поправившейся, но не особенно. Веруша очень мила и симпатична по-прежнему. Анна пополнела. Ната пышет здоровьем. На обеде кроме всех нас был Роман Ефимович, коего я весьма рад был видеты. Вера Васильевна вскоре после обеда отвела меня в большой сад и с добрых полтора часа изливалась в сетованиях и жалобах на то, что Григи не ценят вообще, а семейство Левы в особенности и действительно, отношения между Вербовкой и Бутаковкой очень натянуты. Без сильных hausse и baisse у нас не обходится и в настоящее время я констатировал, к удивлению моему, страшную baisse Марьи Николаевны и всех её детей параллельно с безобразно низким понижением акций Веры Васильевны. Вечером приехали в Вербовку. Таню я нашёл в относительно хорошем состоянии; она в отличном расположении духа, ибо решено её с Лизаветой Михайловной пустить на зиму в Париж и уже о паспортах идут хлопоты. Сестрица Наст[асья] Вас[ильевна] оказалась ещё бодрой старушкой, плавающей в блаженстве среди новой своей обстановки. Нужно отдать справедливость Саши ной доброте. Никто, не умеет, как она, приласкать и приголубить нуждающего[ся] в этом. Сестрица долго не могла прийти в себя от изумления что я уже почти старик, а не 15-летний мальчик, каким она меня знала. В заключение скажу о природе здешней. Семь недель не было дождя; все выжжено, все мертво, сухо, жёлто, серо, безотрадно. Не могу без мучительного сожаления вспомнить о Подушкине. Мухи не дают покоя, спать было душно. Комната моя во флигеле очень симпатична, но очень тесна, и Алёша приходит от этого в отчаяние. Вот первые впечатления. Рина забавный ребёнок; покамест ничего больше не могу сказать. Она почти так же крупна и толста, как Гартунгская вдова. Крепко обнимаю тебя, Паню-мило, Таню-мило. Твой

Verbovka 6th September Golubchik Anatosha! I spent a pleasant day in Kiev; in the morning I went to mass in the Brotherhood Monastery, then later to the exhibition (at the Vladimir monument), and vespers at the Lavra. The journey here has become very tedious, because the train now takes 15 hours instead of 9. I was met by Lyova, Tasya and golubushka Lizaveta Vasilyevna. It was her name day, and I spent it in Kamenka. By dinner, all of our lot had arrived from Verbovka, except for Tanya. I was very glad to see them. I found Sasha better, but not especially so. Verusha is still very sweet and agreeable as before. Anna has put on weight. Nata is glowing with health. At dinner, besides all our lot, Roman Yefimovich was there, whom I was very glad to see. Shortly after dinner, Vera Vasilyevna took me to the big garden and for a good hour and a half poured out her complaints and lamentations about how Grigory was not appreciated in general, and by Lyova's family in particular, and that in truth, relations between Verbovka and the Butakovas were very strained. We cannot do without strong hausse and baisse, and at the present time I have established, to my surprise, the terrible baisse of Marya Nikolayevna and all her children, in parallel with the shockingly deep decline in Vera Vasilyevna's stock. In the evening we arrived in Verbovka. I found Tanya in a relatively good state; she was in a splendid mood, because it had been decided to send her and Lizaveta Mikhaylovna to Paris for the winter, and they were already arranging the passports. Sestritsa Nastasya Vasilyena turned out to still be a cheerful old woman, floating in bliss amongst her fresh surroundings. We must give Sasha her dues for her kindness. No one can pamper and comfort someone in need as she does. Sestritsa could not comprehend that I was almost an old man, and not the 15-year-old boy that she knew me to be. In conclusion, I shall say something about the local nature. There has been no rain for seven weeks; everything is scorched, everything is dead, dry, yellow, grey, joyless. I cannot recall Podushkino without painful regret. The flies give no peace, it was too stifling to sleep. My room in the outbuilding is most agreeable, but very cramped, and Alyosha is driven to despair by it. These are my first impressions. Rina is a funny child; I can't say anything more for now. She is almost as big and plump as Gartung's widow. Tight hugs to you, Panya dear and Tanya dear. Yours