Letter 2803

Date	30 October/11 November 1885
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1786)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 184–185

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Каменка 30 окт[ября] 1885 Милый Модинька! Вчера утром я приехал в Каменку. В дороге останавливался в Харькове и приятно провёл время, шляясь по городу, ресторанам, театрам и т. д. Застал здесь. всех здоровыми. Веруша с мужем, несмотря на ранний час (я приехал в 7-ом часу), выбежали встретить меня, и дети их тоже. Мало-помалу и остальные встали, и все вместе пили чай. Мне было очень приятно их видеть, но с самого первого, момента приезда на каждом шагу я замечал что-либо мне не­ нравящееся, начиная с того, что у всех их какая-то злоба против Пани, столь же незаслуженная, сколько и нелепая. Даже Веруша против неё. Лизавета Михайловна, страшно растолстевшая, сидела на главном месте и разливала чай. Она переменила: причёску (нет больше знаменитых коков, а вместо них мелкие пукольки) и сделалась вообще другая. В большом доме я был принят с распростёртыми объятиями и чуть не расплакался, целуя ручки Алекс[андры] Иван[овны]. Она совершенно здорова, но грустна и печальна. К завтраку появилась Саша — ничего, довольно бодрая и, по-видимому, здоровая. Мало-по­ малу в течение дня мне до точности стало известно все, что у них происходит, кто в милости, на кого гонение и т. д. На высоте всеобщего поклонения стоит Молас; все преклоняются перед её добродетелями и мудростью. Тася почтительно целует у неё руку, стараясь, чтобы Нате это было повиднее, Лёва перед ней пасует, и вообще кажется, как будто весь век она тут жила и все ей обязаны. Ната очень плоха в общем мнении, и Молас относится к ней свысока. Коля Корсаков очень не в милости и настолько грустен, что я его утром сегодня спросил, отчего это. Оказывается, что за все время, что он здесь, Саша, кроме здравствуй и прощай, не сказала ему ни одного слова; Лева однажды сказал ему, что он то же, что муж Зины, дочери Петра Вас[ильевича] (забыл его фамилию), и хотя это было под видом шутки, но Коля очень обиделся. Что касается Тани, то должен признаться, что она много лучше, чем прежде. Встаёт рано, хозяйничает в самом деле хорошо и вообще старается быть полезной. Очень похудела и очень бледна. Вчера целый день мне было её почему-то ужасно жаль, и мне казалось, что она жадно ищет случая поговорить со мной о Ж[орже]. Но сегодня оказалось, что я ошибся; она довольно равнодушно выслушала подробности, которые я сообщил. Вчера же вечером Саша с Левой уехали в Елизаветград за закупками для предстоящего торжества. Мне здесь и очень приятно быть, и, с другой стороны, на каждом шагу что-нибудь меня коробит, — а кроме того, самая комнатка моя наводит на меня какое-то уныние. Все в ней как было прежде, когда я был здесь постоянным жителем, а между тем я чувствую, что я уж теперь чужой и что порвалась всякая внутренняя связь моя с этим прошлым. Оно ушло куда-то в бездну прошедшего. Собственно Каменка, хохлацкий элемент, запах Тясмина и завода, говор народа, Панас, Кирила-кучер, Селифан-повар — всё это мне приятно видеть и слышать. Разница в климате громадная; здесь ещё много зелени и цветов, тогда как в Майданове все давно погибло. При свидании расскажу много курьёзных подробностей — всего не напишешь. До свиданья! Целую тебя и обоих мальчиков крепко. Твой П. Чайковский

Kamenka 30 October 1885 Dear Modinka! Yesterday morning I arrived at Kamenka. On the way I stopped in Kharkov and spent a pleasant time wandering around the town, restaurants, theatres, etc. I found everyone here well. Verusha and her husband, despite the early hour (I arrived at 7 o'clock), ran out to meet me, and their children too. Little by little the others stirred, and we all drank tea together. I was very pleased to see them, but from the very first moment of my arrival, at every step I noticed something that I did not like, starting with the fact that they all harboured some sort of malice against Panya, as undeserved as it was absurd. Even Verusha is against her. Lizaveta Mikhaylovna, terribly fat, sat in the principal place and poured the tea. She has changed her hair (no more famous buns, but small puffs instead), and has changed in general. In the big house I was received with open arms, and almost burst into tears, kissing Aleksandra Ivanovna's hands. She is completely well, but sad and miserable. Sasha appeared for lunch — fine, quite cheerful and seemingly healthy. Little by little, during the course of the day, I learned exactly what was going on there — who was in favour, who was being persecuted, etc. At the pinnacle of universal worship stands Molas: all bow down before her virtues and wisdom. Tasya kisses her hand respectfully, trying to ensure that Nata sees. Lyova gives in to her, and generally it seems as if she has lived here all her life and everyone is obliged to her. The general opinion is very much against Nata, and Molas treats her with disdain. Kolya Korsakov is very much out of favour, and so miserable that this morning I asked him why. It turns out that during all the time he was here, Sasha didn't say a single word to him, except for hello and goodbye. Lyova once told him that he was as good as Zina's husband, the daughter of Pyotr Vasilyevch (I forget his surname), and although it was as a joke, Kolya was highly offended. As for Tanya, I must admit that she is much better than before. She rises early, does her chores very well, and generally tries to be useful. She has lost a lot of weight and is very pale. All day yesterday for some reason I felt terribly sorry for her, and it seemed that she was eagerly looking for an opportunity to talk with me about Georges. But today it turned out that I was mistaken; she listened rather indifferently to the details that I told her. Yesterday evening Sasha and Lev left for Yelizavetgrad to buy supplies for the forthcoming celebrations. I'm very pleased to be here, and yet on the other hand, something irritates me at every step — and what's more, my little room itself causes me some sort of despondency. Everything within is as it was before, when I was a permanent resident here, and yet I feel that I'm now a stranger and that all my internal connection with this past has been broken. Somehow it has fallen into the abyss of the past. Kamenka itself, the native element, the smell of Tyasmin and the factory, the people talking, Panas, Kirila the coachman, Selifan the cook — I am pleased to see and hear all these. The difference in climate is enormous; there is still much greenery and flowers here, whereas in everything in Maydanovo has long since died. I'll tell you many curious details when we meet — I can't write about it all. Until we meet! I kiss you and both the boys very hard. Yours P. Tchaikovsky