Letter 867
| Date | 4/16 July 1878 |
|---|---|
| Addressed to | Modest Tchaikovsky |
| Where written | Verbovka |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1500) |
| Publication | П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 426–427 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 327–328 |
| Notes | Original incorrectly dated "7 July" |
Text and Translation
| Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
Вербовка 4 июля Модя!
Письмо это будет немножко безалаберно, ибо я тороплюсь. Сейчас Лева едет в Каменку, и нужно поспеть тебе написать. Вербовка прелестна. Ты о ней не имеешь никакого понятия, не видов её в благоустроенном своём виде. Было бы вполне хорошо, если б 1) не дожди, 2) не болезни, 3) не тайные внутренние мои тревоги. Дожди идут ежедневно и всегда после обеда, так что все мои прогулки испорчены. Больные здесь постоянно. На другой день после переезда заболел Митя, и был один день, когда все ходили повес я нос. Теперь он выздоравливает. Была больна Таня, Тася, Толя (воспаление в глазу), Вера (нарыв в ухе). Что касается внутренних тревог, то они причинены длинным письмом А[нтонины] И[вановны]. Из этого письма явствует, что она окончательно сходит с ума. Глупости её предыдущего, известного тебе, письма ничто в сравнении с последним. Дерзостей, мерзостей пропасть, но они, конечно, только забавны. Беспокоит же меня мысль, что она никогда не отстанет от меня. На развод она изъявляет согласие, но требует, чтобы он был произведён так: я должен явиться к ней в Москву, потом мы с ней пойдём к людям (sic!) и предстанем на суд их, причём она выскажет бесстрашно всю правду о моих подлостях, а затем пусть люди, если хотят, разводят нас — она готова принести эту жертву. Я отвечал на полустраничке, что она получит в августе 2500 р[ублей] для уплаты долга и будет получать, по мере возможности, свою пенсию. Письма же её будут возвращаемы к ней нераспечатанными. Теперь я уж отделался от первого впечатления и начинаю забывать, что все это было. Но не, дай Бог, чтобы в дурную минуту она попалась ко мне навстречу в Москве. Боюсь, как бы я не имел слабости прийти в ярость. Какие ещё у нас новости? Перемена повара. Бедного Филиппа жена не пустила в Вербовку; он было удрал от неё сюда пешком, но она явилась и увлекла его. Сегодня в первый раз готовил новый повар из Лозановки, и мы ставили ему баллы. В среднем балл вышел едва-едва переводной: — 2½. Вчера мы ходили с Толей на уток, а сегодня с Левой и Романом ездили на дроф. Охота была полна эмоции: мы подкрались [в] первый раз на расстоянии нескольких шагов, дали залп, и ни одна не осталась на месте из большого стада. Решено играть «Женитьбу» Гоголя. Распределение ролей: Подколёсин — Толя, Кочкарёв — Плесский, Агафья Тих[оновна] — Наталья Андреевна, Сваха — Таня, Тётка — Саша Переслени, Анучкин — Шеньян, купец — А. И. Шидловский. Я режиссёр. Когда ты приедешь? В последнем письме ты об этом ничего не пишешь. Как меня радуют твои письма! И как я хвалю себя за то, что не поощрял твоего сепаратизма. Прощай, родной. Колю моего милого, голубчика, нежно целую. Модя, что за прелесть Ука! Ради его одного стоит сюда приехать. Твой П. Чайковский |
This letter will be a little slapdash, because I'm in a rush. Lyova is just off to Kamenka, and I need to write to you hurriedly. Verbovka is delightful. You can't have any idea of its appearance now, how well-appointed it is. It would be entirely good if, 1) there was no rain, 2) no illnesses, 3) I had no secret inner anxieties. It rains every day, and invariably after dinner, so all my walks are spoiled. There is illness here constantly. The day after arriving, Mitya fell ill, and there was one day when everyone was walking with streaming noses. Now he's recovering. The patients were Tanya, Tasya, Tolya (inflammation in the eye), and Vera (abscess in the ear). As regards my inner anxieties, these were precipitated by a long letter from Antonina Ivanovna. It's clear from this letter that she is finally losing her mind. The stupidity of her previous letter, which you know about, is nothing compared to the last one. It is full of insolence and vileness, but of course this is just funny. What worries me is the thought that she will never leave me alone. She expresses her consent to the divorce, but demands that it must be conducted thus: I must appear to her in Moscow, then she and I shall go to the people (sic!) and appear before their court, and moreover she will fearlessly expose the whole truth about my dirty tricks, and then allow the people, if they wish, to divorce us; she is prepared to make this sacrifice. I answered in half a page that she would received 2500 rubles in August to pay off the debt, and would receive her pension, so far as possible. Her letters will be returned to her unopened. I've now shaken my initial reaction and am starting to forget that it all happened. But God forbid that she catches me in Moscow at a bad moment. I'm afraid that I might be so weak as to fly into a rage. What other news do we have? There's been a change of cook. Poor Philipp's wife wouldn't allow him in Verbovka; he was about to flee here from her on foot, but she appeared and carried him away. Today a new cook from Lozanovka cooked for the first time, and we rated him on points. The average score was a barely creditable 2½. Yesterday Tolya and I went to observe the ducks, and today we went duck shooting with Lyova and Roman. The hunt was full of emotion: we sneaked up for the first time at a distance of a few steps, fired a volley, and not a single one of the large flock remained in place. We've decided to perform Gogol's "Marriage". The roles were allocated: Podkolyosin — Tolya; Kochkaryov — Plessky; Agafya Tikhonovna — Natalya Andreyevna; the Matchmaker — Tanya; the Aunt — Sasha Peresleni; Anuchkin — Shenyan; the Merchant — A. I. Shidlovsky. I'm the director. When are you coming? You didn't write anything about this in your last letter. Your letters make me so happy! And how I praise myself for not encouraging your separatism. Farewell, my relative. Kiss my dear golubchik Kolya tenderly. Modya, what a delight Uka is! It's worth coming here for him alone! Yours P. Tchaikovsky |
